Хорошо не стареть

Старик заканчивает свой седьмой десяток. Не какой-нибудь тяжкий, немощный, занудный дед, а коренастый, подвижной, веселый и по-народному мудрый дедок. Только недавно он отпустил себе длинные усы и бороду, желтовато-седые, настолько благочестивые, что к ним совсем уж потешно не идет старая ширпотребовская кепочка с маленьким козырьком. Впрочем, кепочка делает свое дело: под ней очень надежно спрятан нимб его немного сектантского благородства, солидности. И остается человек, который много искал, не раз ошибался, много читал самых серьезных книг, многое умел делать золотыми руками, сделал людям немало добра и «во спасение души», и просто по доброте ее, этой души, все еще беспокойной, неутомимой.

И мне он помог за тридцать лет, можно сказать, немало. Кроме всего еще и своим чувством веселого, острого слова. Того, что из самых народных глубин, из той целительной свежести, которая пахнет и первой бороздой, и развороченным навозом, и бело-розовой нежностью яблоневого цвета, и острой полынью обмежков .

Как-то он опять заходил ко мне и опять оставил на память, на добрый смех да на подкрепление смачное, емкое слово.

— Вставай — кони в овсе! — так мы когда-то в шутку будили один другого в ночном. Чем не призыв к труду, к бдительности? А немного позже, прощаясь:

— Будь, Иван, здоров. Ищи, трудись, а коней в овес не надо.

Поиски истины, которые волновали его с далекой ранней

молодости, всегда проходили где-то между Толстым и Лениным. В 1919 году тридцатилетний железнодорожный техник был в родном городке членом революционного комитета. Заведовал земельным отделом. Четыре попа — приход был богатый — в жатву обратились в комитет с прошением выделить панского жита и им. Заведующий выделил им на четыре семьи две десятины, наложив на прошении такую резолюцию: «Согласно словам апостола Павла "не работающий да не ест", жито убрать самим».

На днях я случайно встретил его на автобусном вокзале: дед собрался в родной городок осмотреть родительские могилы. С кошелкой в руке, в бессменной кепочке, с усмешкой, что не пропала в библейской бороде. Постояли мы, ожидая его автобуса, поговорили. К стоянке один за другим подходили автобусы: наберет пассажиров — пошел, через некоторое время подходит следующий. И все не наш. То Клецк, то Новогрудок, то Несвиж. Хоть внешне и не заметно, а беспокоимся. И он, и я. Потому что уже и смеркается. Еще один автобус! И опять не наш, ивенецкий!

Дедок засмеялся. Без малейшей связи с очень серьезной темой нашего разговора.

— Когда-то на окраине этого самого Ивенца, — начал он, — стоял святой на горочке. Фигура из дерева, внизу насажена на пенек. Это еще до той, до царской войны. А студенты, может, из Молодечненской учительской семинарии решили пошутить. Молодые люди всегда были веселые. И думали некоторые. Словом, взяли они ночью да повернули ту деревянную фигурку на пеньке лицом от города. И написали на пеньке: «Не понравился мне ваш Ивенец! Пойду в Воложин».

Дед кончает свой седьмой десяток. Хорошо и в старости быть молодым! (466 слов)

По Я. Мавру